Анкета Анны Маркеловой

вы думаете я как шампанское в этом бокале? легкая и игристая вам еще неизвестно скоро забудете как дышать лишь бы я не ушла пока я буду закусывать вашим сердцем Я готова нырнуть в его шкуру И хлебнуть все его беды Ты мне будешь кричать «дура!», Когда я умоляю небо… Когда я умоляю слезно: «Сохрани его Боже Всевышний…» Я готова отдать звезды, Лишь бы слышать, как он дышит… Ты мне можешь кричать «дура», Попрекая меня в недоумстве, Но ты не был в его шкуре… И не знал моего безумства… Ты не спал под железным баком, И не грыз замерзшие кости… Ты не жил никогда собакой… И не ждал свою смерть в гости… Ты не видел такие зимы, Когда в ком душа замерзает… Ты считаешь его скотиной, Когда он втихаря страдает… Hе лизал живодёрам руки, Принимая позднее муки… Среди них нет, как мы, актёров… И они не такие суки… Ты не знаешь, когда собака Покрываясь ледовым настом, Под железным и ржавым баком, Согревает щенков напрасно… Ей осталось часа четыре… Ей не выжить здесь в минус сорок… Что за ужас царит в этом мире? И кому он подобный дорог?! Ты мне станешь кричать: «дура!», Не услышав моей молитвы… Я готова примерить шкуру Без вины, ни за что убитых….

Роберт Рождественский

Живу, как хочу,-
светло и легко.
Живу, как лечу,-
высоко-высоко.
Пусть небу
смешно,
но отныне
ни дня
не будет оно
краснеть за меня...
Что может быть лучше -
собрать облака
и выкрутить тучу
над жаром
песка!
Свежо и громадно
поспорить с зарей!
Ворочать громами
над черной землей.
Раскидистым молниям
душу
открыть,
над миром,
над морем
раздольно
парить!
Я зла не имею.
Я сердцу не лгу.
Живу, как умею.
Живу, как могу.
Живу, как лечу.
Умру,
как споткнусь.
Земле прокричу:
"Я ливнем
вернусь!"

На самом деле, мне нравилась только ты,
Мой идеал и моё мерило.
Во всех моих женщинах были твои черты,
И это с ними меня мирило.
Пока ты там, покорна своим страстям,
Порхаешь между Орсе и Прадо,
Я, можно сказать, собрал тебя по частям -
Звучит ужасно, но это правда.
Одна курноса, другая с родинкой на спине,
Третья умеет всё принимать как данность.
Одна не чает души в себе, другая во мне -
Вместе больше не попадалось.
Одна как ты, с лица отдувает прядь,
Другая вечно ключи теряет.
А что, я ни разу не мог в одно это всё собрать?
Так Бог ошибок не повторяет.
И даже твоя душа, до которой ты
Допустила меня раза три через все препоны,
Осталась тут, воплотясь во все живые цветы
И все неисправные телефоны.
А ты боялась, что я тут буду скучать,
Подмены сам себе предлагая.
А ливни, а цены, а эти шахиды, а Роспечать?
Бог с тобой, ты со мной, моя дорогая.
Дмитрий Быков


Дворовых собак
по-особому холят
за то, что они,
на луну подвывая,
от будки до дома
все ходят и ходят
под гулкою проволокой.
Как трамваи... Я их не тревожу.
Я с ними не знаюсь.
За это
они меня вправе облаивать...
Но жарко читать мне
спокойную надпись:
“Собак без ошейников
будут вылавливать”.
За что их?
За внешность?
За клочья репейника?
За пыльную шерсть?
За неясность породы?
За то, что щенками
доплыли до берега?
Доплыли
и стали ошибкой природы?..
Собаки-изгои.
Собаки-отшельники.
Надрывней поминок.
Ребенка добрее.
Они бы надели
любые ошейники, надели бы!
Если б ошейники грели.
За что их?
У них же —
душа нараспашку.
Они ж
в Человечество верят
отчаянно!..
И детское:
“Мама, купи мне собачку...” —
в собачьих глазах
застывает печалинкой...
И вот, —
разуверившись в добрых волшебниках,
последнюю кость
закопав под кустами, —
собаки,
которые без ошейников,
уходят в леса.
Собираются в стаи...
Ты знаешь,
у них уже —
волчьи заботы!
Ты слышишь:
грохочут
ружейные полымя!
Сегодня мне снова
приснятся заборы.
И лязги цепные

А еще мне нравится, как уходят красивые и гордые женщины, надменно и стремительно постукивая каблуками и хлопая дверью. Может, они потом сползают по ее обратной стороне и горько плачут, но уходят они замечательно..."